Читать онлайн «Восхождение в Сферу Разума. Мифическая космография». Страница 3

Мистерия, лежащая в основе карнавала (во всех его формах), сочетает в себе приход духов (масок, ряженых), возвращение в первовремя, буйства, снятие табу с обновлением мира через жертву (смена власти, сожжение старого божества) и возрождение.

В процессе развития древняя мистерия может обретать дополнительные значения, новые социальные и психотехнические смыслы, эволюционируя по всему спектру от буддийской тантры и христианства до народных культов и демонопоклонничества, от психических патологий до светских народных забав. Таковы свойства архетипа.

Шабаш

В принципе, нетрудно заметить, что сценарий шабаша укладывается в вышеописанный сюжет. Разница в «перевёртыше»: вместо мужчин деятелями были женщины и ведьмовской шабаш мыслился губительным, а не плодоносным. И то, что ведьмы не наряжались, а, наоборот, раздевались, вполне логично – женщина по своей природе ближе к миру духов, она там своя (рождение ребёнка рассматривалось как проявление чудесного). В то же время сожжение ведьмы (позднее – чучела) – логическое завершение карнавального сценария.

Революция

Занятно, что и мифология революции 1917 года включает в себя все основные элементы мистерии. Это карнавальность революции – праздника непослушания, обновления мира, свержения и убийства старого царя, смены ролей и отмены табу. Даже крейсер «Аврора» – морской корабль, идущий речными водами в город, напоминает о карнавальном корабле на колёсах. Тотальное оборотничество: полицейские превращаются в преступников, преступники – в полицейских, солдаты – в бунтовщиков.

И по дате почти Самайн…

Вот только всё серьёзнее – маска ягуара прирастает к лицу танцора…

Энергия разрушения (пробуждение скрытых сил народа) воспевается поэтами-авангардистами, внемлющими гулу из недр Земли. Вся история Гражданской войны на десятилетия вперёд становится притчей о вулканическом экстазе – прорыве к свету через невероятные страдания и разрушения в противоборстве с превосходящими силами космического зла («Республика в кольце фронтов!»). И в основе победы – аскеза и жертва. Нарком продовольствия падает в голодный обморок, похороны жертв становятся главным ритуалом революции – «Вы жертвою пали в борьбе роковой». И так вплоть до 30-х: все песни о жертвах, самопожертвовании, гибели в борьбе, «и как один умрём за власть за эту». Святые-политкаторжане… Монументальная пропаганда… Памятник Иуде…

Но и, конечно, инициация – и личная каждого, и всей страны: рождение через смертные муки – мировой пожар, «до основанья, а затем…».

Вот только момент одержимости не получил должного развития. Разве что у Майринка в его «Вальпургиевой ночи» (1 мая!), с духом Яна Жижки, вселившегося в актёра Зерцало, чтобы возглавить революцию…

«И ещё семь раз воззвал царь зычным голосом. Вслед за тем заблистали молнии, раздались страшные удары грома, и вдруг позади царя возник усеянный солнцем и звёздами свод. И царь с царицей воссели на трон.

А воссев на трон, они, не меняя благородного выражения лиц своих, не нарушив царственного своего величия и спокойствия ни единым движением, бросили клич.

В ответ на их клич всколыхнулась земля, задрожали скалы и льдины. И тут Уленшпигелю и Неле послышался треск, как будто исполинские птицы разбивали своими клювами скорлупу огромных яиц.

И при этом мощном движении всей земли, напоминавшем морской прибой, возникали яйцевидные формы.

Внезапно вырос целый лес; сухие ветви деревьев сплетались, их стволы шатались, как пьяные. Потом деревья расступились и между ними образовались широкие прогалины. Из всё ещё ходившей ходуном почвы возникли духи земли, из чащи леса — духи деревьев, из моря – духи воды.

Далее взору Уленшпигеля и Неле явились гномы, что сторожат подземные сокровища, — горбатые, криволапые, мохнатые, кривляющиеся уроды; владыки камней; лесовики: этим рот и желудок заменяют узловатые корни, которыми они высасывают пищу из недр земли; властелины руд, отсвечивающие металлическим блеском, лишённые дара речи, не имеющие ни сердца, ни внутренностей, движущиеся самопроизвольно. Тут были карлы с хвостами, как у ящериц, с жабьими головами, со светлячками на голове, — ночью они вскакивают на плечи к пьяным прохожим, к боязливым путникам, затем спрыгивают на землю и, мерцая своим огоньком, который злосчастные путники принимают за свет в окне своего дома, заманивают их в болота и ямы.

Были тут и феи цветов — цветущие, пышущие здоровьем девушки, нагие, но наготы не стыдившиеся, прикрывавшие её лишь роскошными своими волосами, гордые своей красотой.

Влажные их глаза сверкали, точно жемчуг в воде; их упругое белое тело позлащал солнечный свет; дыхание, излетавшее из их полуотверстых румяных уст, было ароматней жасмина.

Это они мелькают по вечерам в садах и парках, в лесной глуши, по тенистым дорожкам и взором, жаждущим любви, ищут мужскую душу, чтобы насладиться её обладанием. Если мимо проходят юноша и девушка, они стараются умертвить девушку, но это им не удаётся, — тогда они вселяют в сердце стыдливой красавицы такую силу страсти, что та поневоле отдаётся своему возлюбленному, а половина поцелуев достаётся фее цветов.

Затем на глазах у Неле и Уленшпигеля с небесной вышины слетели духи – покровители звёзд, духи вихрей, ветерков и дождей – крылатые юноши, оплодотворяющие землю.

Внезапно видимо-невидимо птиц взреяло в небе — то были птицы-души, милые ласточки. С их появлением сразу стало светлее. Феи цветов, владыки камней, властелины руд, лесовики, духи воды, огня и земли хором воскликнули:

– Свет! Соки земли! Слава царю Весны!

Хотя единодушный их возглас прозвучал громче рёва бушующего моря, громче раскатов грома и воя урагана, слух Уленшпигеля и Неле, боязливо и молча прижавшихся к корявому дубу, воспринял его как торжественную музыку.

Но им стало ещё страшнее, когда мириады духов начали рассаживаться на громадных пауках, на жабах со слоновыми хоботами, на клубках змей, на крокодилах, которые стояли на хвосте и в пасти каждого из которых поместилось целое семейство духов, на змеях, — на кольцах каждой такой змеи уселось верхом более тридцати карликов и карлиц, — и на сотнях тысяч насекомых, каждое из которых было больше Голиафа, вооружённых мечами, копьями, зазубренными косами, семизубыми вилами и прочими ужасными смертоносными орудиями. Насекомые дрались между собой, стоял невообразимый шум, сильный поедал слабого и на глазах тучнел, доказывая этим, что Смерть проистекает из Жизни, а Жизнь — из Смерти.

И всё это кишащее, неразличимое скопище духов гудело, как отдалённый гром, точно множество ткачей, сукновалов и слесарей, занятых своим делом.

Внезапно появились духи соков земли, приземистые крепыши, у которых бёдра были как гейдельбергские бочки, ляжки — как мюиды с вином, а мускулы до того сильны и могучи, что при взгляде на этих духов можно было подумать, будто тела их состоят из больших и малых яиц, сросшихся между собой и покрытых красною жирною кожей, лоснившейся так же, как их редкая борода и рыжие волосы. И каждый из них держал в руках огромную чашу с какою-то странною жидкостью.

При виде их другие духи затрепетали от восторга. Кусты и деревья заколыхались, земля потрескалась, чтобы впитать в себя влагу.

И вот духи соков земли наклонили свои чаши — разом всё вокруг распустилось, зазеленело, зацвело. Трава зашевелилась от множества стрекочущих насекомых, в воздухе замелькали птицы и бабочки. Духи между тем лили и лили из чаш, и все подставляли рты и пили сколько могли. Феи цветов кружились вокруг рыжих виночерпиев и целовали их, чтобы те не жалели им соку. Иные умоляюще складывали руки. Иные блаженствовали под этим дождём. Но все они, алчущие, жаждущие, летавшие, стоявшие, кружившиеся или же неподвижные, — все тянулись к чашам и с каждой выпитой каплей становились резвее. Между ними больше не было стариков; и уродливые, и прекрасные — все были преисполнены бодрости и юношеской живости.

И они смеялись, шумели, пели, гонялись друг за дружкой по веткам деревьев, как белки, в воздухе – как птицы, самцы преследовали самок и исполняли под божьим небом священный завет природы.

А затем духи соков земли поднесли царю с царицей по большому кубку. И царь с царицей выпили и поцеловались.